здесь затевать?
А правду он говорит, глупости это всё. И ссориться нам сейчас ну никак нельзя. На экране планшета у меня ручки управления появились – ну почти в точности, как в видеоигре! Попробовал двинуть большим пальцем – и аж вздрогнул! Сервомоторы загудели и правая рука экзоскафа тоже двинулась в сторону. Сенька говорит:
– Ты, главное, Ром, не волнуйся только. Потренируйся немножко здесь, в ангаре.
Я честно потренировался. Минут десять, наверное. Только что тут тренироваться особо-то? А то я никогда в видеоиграх роботами не управлял! Всё, руки работают, прожектора загорелись, поворачиваются. Готов. У Сеньки на планшете, гляжу, такие же ручки управления. Он пальцами заскользил – двинулся наш экзоскаф, сделал шаг вперёд, потом другой, потом разворачивается к шлюзу. Гляжу я сквозь бронестекло перед собой – и вдруг понимаю, что всё. Сейчас зайдём в шлюз, и ходу назад уже не будет.
– Давай, Сенька, – шепчу. – Жми на газ.
Сенька на планшете до какой-то кнопочки дотронулся, красная лампа под потолком замигала. Шлюз перед нами раскрывается, двинулся экзоскаф вперёд. Слышно, сзади люк закрылся и снова шипение. Чувствую, в кабине становится все теплее и теплее, жарко уже. Система охлаждения включилась, загудела. Сенька тут спрашивает меня:
– Ром, а почему в экзоскафе так жарко? Что, температуру нельзя настроить нормально, ну, как на станции?
Я отвечаю:
– Мне отец объяснял. Снаружи температура +500, система охлаждения работает на пределе. Ей каждый лишний градус вниз – дополнительная нагрузка. И аккумуляторы садятся быстрее, и компрессоры изнашиваются. Поэтому при работе в экзоскафе внутри кабины температуру надо ставить как можно выше. Сколько кто выдержит.
– Тогда, – говорит, – понятно.
Тут лампа под потолком кабины оранжевым загорелась. И надпись другая – «Готовность к выходу на поверхность. Температура +490, давление 95. Замки кабины заблокированы». И внешний люк перед нами медленно открывается. Десять лет как живу на Венере, а самой Венеры ещё ни разу не видал – и вот вам здравствуйте. С кисточкой. Только плаката «Добро пожаловать!» не хватает. Спускаемся по трапу, а сами глядим перед собой в бронестекло.
Поверхность под громадными башмаками эксзоскафа бугристая, чёрная, выжженная, тут и там видны лужи тёмно-красной лавы. А чуть поодаль – здоровые трещины в поверхности лавой заполнены, да что там трещины – целые лавовые реки, шагов двадцать в ширину, а лава внутри другая, оранжево-алая, с прожилками, и пузыри по ней плывут, лопаются. Всё вокруг окутано серо-жёлтым то ли дымом, то ли туманом; а ветер громадные клубища этого тумана швыряет туда-сюда со страшной скоростью, как будто со всех сторон вздутые полупрозрачные стены и башни, только не стоят на месте, а ходуном ходят. И поверхность под ногами, даже через все амортизаторы экзоскафа чувствуется, тоже ходит ходуном, дрожит, трясётся. Небо коричневое, низкое, как потолок, кажется рукой можно до облаков достать. А вдали сквозь пелену видны два громадных вулкана, над ними чёрные тучи пепла, а в тучах то и дело молнии сверкают… Как там Анатолий Сергеевич сказал? «Атмосфера вполне спокойная»? Если это спокойная, тогда какая же она неспокойная, хотел бы я поглядеть… Хотя нет, лучше спасибо, не надо…
Вдруг чувствую такой удар снизу из-под поверхности, что сердце ёкнуло. А потом ещё один. Мне показалось, наш экзоскаф вверх подбросило, я чуть планшет не выронил из рук. Лампа красная замигала сбоку на панели. Здорово тряхнуло, и страшно мне стало так, как никогда ещё страшно не было. Будто верёвками меня стянули, не могу ни рукой пошевелить, ни ногой, и глаза даже закрыл. Больше всего захотелось, чтобы это был просто сон, а сейчас вот я проснусь дома и в своей койке… Но тут ветром как ударит, и так нас дёрнуло, что я чуть язык себе зубами не откусил и затылком об стенку стукнулся. Нет, не сон это… Что делать?! Чувствую, экзоскаф на бок начинает медленно оседать, сервомоторы взвыли натужно. И вспомнилось сразу, как отец рассказывал: «Когда видишь экзоскаф первый раз, думаешь, какой же он огромный, могучий, красивый, тяжелый, и что человеку внутри ну ничто на свете угрожать не может. А там, на поверхности, я своими глазами видел, как такие вот экзоскафы швыряло метров на пятьдесят, как солдатиков пластмассовых. Только они не солдатики, а внутри них живые люди сидят – твои, между прочим, друзья…».
И вот как вспомнил я слова про друзей, совсем мне стыдно стало. Тогда я с силами собрался, голову поворачиваю – что там Сенька? А он рядом со мной пристёгнутый сидит, дрожит, тоже глаза закрыл, и зубы стучат. Вдруг говорит тихо так, медленно:
– Рррромка, ты только не бойся… Это не ты такой трус, это я читал в книжках, это инфразвук называется… Идут от поверхности, от вулканов, такие медленные и очень сильные звуковые волны, не слышим мы их, но чувствуем, отсюда и страх такой, от него и взрослые с ума сходят… Нельзя поддаваться…
И замолчал. Гляжу, слезинка у него по щеке вниз скатилась. Потом повернул голову ко мне и шепчет сипло на ухо:
– Рома, что нам делать? А ещё я… Ну, как в тот раз… Я в туалет захотел…
Тут внутри меня как на кнопку нажали, смешно мне стало. Даже вслух засмеяться получилось, откуда только силы нашлись.
– Слушай, ты, инопланетянин! У вас там на Земле все, что ли, такие – как залезете в экзоскаф, так сразу на горшок?
И тогда Сенька тоже рассмеялся. И сразу как-то легче показалось. Страшно, но всё равно легче – и руки-ноги, чувствую, меня снова слушаются.
– Надо, – говорю, – идти вперёд, ближе к нашим выбираться.
Сенька только головой кивает. Тут снова ветром как ударит по нашему экзоскафу, кренится он направо. Тут друг мой совсем ожил:
– Ромка, нас же сейчас опрокинет! Системой равновесия кто из нас управляет, забыл?
А ведь и правда, я управляю… Точнее, должен управлять. А вместо этого вишу, как болван, к креслу ремнями пристёгнутый, и тупо на экран смотрю. Нет уж, не дождётесь! Двинул пальцами по планшету туда, потом сюда – чувствую, выравнивается экзоскаф. Фух, уже легче. Не опрокинемся. Под нами сервомоторы зарычали, пошли ноги экзоскафа вперёд. Двинулись. Отвожу я глаза от экрана, смотрю сквозь бронестекло. А всё-таки получилось у нас! Идём по раскалённой поверхности Венеры, отважно шагаем сквозь кислотный туман… Ещё бы зубы только перестали стучать… В общем, в школе в группе все попадают от зависти. Особенно Мишенька… Не успел про Мишеньку подумать – снова удар снизу и такой порыв ветра, что аж изнутри в экзоскафе всё заскрипело, застонало, сильно клонимся назад. Опять меня страхом накрыло, я аж зажмурился. Глаза открываю, отметка на экране далеко в красную зону уходит, я как на автопилоте пальцами двигаю – чувствую толчок, а потом корпус в нормальное положение возвращается. Ничего, я справлюсь. Нужно просто забыть, что мы на поверхности, и представить, что это я в школьном спортзале равновесие на бревне удерживаю. И всё получится.
Так мы минут десять шли. По отметкам на радаре, гляжу, – близко уже к нашим. Сквозь стекло видно громадную отвесную стену, а под ней – лавовое озеро, и тёмные фигуры в экзоскафах. Сверху огоньки зелёные. Вспомнил – сигнал «идёт работа». Значит, всё нормально. Совсем я с управлением освоился. Тут на приборной панели динамик ожил:
– Челнок, я первый, доложите обстановку.
Папкин это голос.
– Первый, я челнок. Сейсмоактивность в норме, атмосфера не сильно шалит. Всё в порядке, бригадир.
Тут Сенька мне и говорит:
– Ромк, ты только смотри, вот на эту кнопку не нажми нечаянно, ладно?
Я отвечаю:
– Да пожалуйста. А что за кнопка?
– Голосовая связь, она микрофон в нашей кабине включает. Услышат нас сразу же, спалимся…
– Слушай, Сень, я вот что не подумал. А обратно мы как же?
– Да так же и обратно. Как услышим по связи, что наши по челнокам собрались расходиться, так
